Смерть и Человек. Миниатюры.

[Santana]

Цикл из девяти миниатюр. На данный момент написано восемь, но здесь я выставляю пока что шесть, так как ненаписанной является седьмая по счёту. Опять же, жду разгромной критики, так как вещь, на мой взгляд, сыроватая.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Смерть и Человек. Миниатюры.
(Она такая, какой мы её выбираем…)
Действующие лица:
Он, Она и Оно – абстрактные имена для каких-либо персонажей.
Человек – конкретное имя любого из людей.
Смерть – конкретное имя смерти.
Они – абстрактное обозначение мистических сил.
Люди, Дети – абстрактное обозначение людей.
Ты, Вы – абстрактное имя кого-либо, к кому обращается кто-либо из персонажей.
Все эти обозначения считаются именами только тогда, когда начинаются прописью.
В остальных случая их значения можно найти в толковом словаре.

Миниатюра первая. Приземлённая. О времени.
Как хотел, так себя ты и тешил всю жизнь,
Пил с друзьями и жён своих нежил всю жизнь,
Перед тем как уйти, оглянулся – и что же? –
Всё приснилось, как будто и не жил всю жизнь.*
- Алло, это Ты?! – воскликнул Человек, – Да, давненько ты мне не звонил. А знаешь…
Разговор продлился три часа, а затем Он, им полностью опустошённый, положил трубку. После, изнеможённо зевая, он ногой включил компьютер, и уже через минуту тихонько зазвенел модем, будучи не в силах заглушить громкую музыку, льющуюся отовсюду…
Через пять часов Человек встал с насиженного места и, пройдя несколько шагов, преспокойно завалился спать. Сон же его был беспокойным и неглубоким. Как всегда, без сновидений.
Утром, проснувшись, он обнаружил, что уже не утро, даже не день, а какой-то уже зарождающийся вечер, и что всё, чем был наполнен этот день, ему уже недоступно, и никогда больше таковым не будет. Впрочем, тогда Он не обратил на это никакого внимания. Он просто решил спать дальше.
Прошло несколько месяцев. Человек уже окончил школу и даже успел провалить вступительные экзамены. Впрочем, это его нисколько не волновало, он лишь слегка порадовался тому, что теперь будет больше свободного времени.
Шли годы. Человек по-прежнему не заботился ни о чём, кроме времени, которого почему-то постоянно не хватало. Он постоянно забывал, что делал минуту, час, день, год назад – да и были ли все эти минуты, часы и дни? Или всё это время просто аккуратно вырезали из его жизни какие-то громадные ножницы.
И как-то раз, вечером, он как обычно уснул в своей уютной кровати, а утром вдруг проснулся в каком-то непонятном месте, на неудобном каменном пьедестале, прикованный к нему незримыми холодными цепями. Рядом с ним стояла тёмная расплывчатая фигура, легонько покачивающая головой из стороны в сторону, а остальное же, что могло пребывать в этом помещении, терялось в пустынной темноте.
- Утро… доброе, – ошарашено пробормотал Человек, всё ещё надеясь на то, что он впервые в жизни видит не слишком понятный сон.
- Привет, – то ли женским, то ли мужским голосом отозвалась фигура, – Я – ваша Смерть.
- Чего?! – вскричал тот.
- Нет, вы не спите, – вежливо сказала Смерть, – Вы действительно умерли.
- Но… как… я ведь… у меня… и времени… то…, – промямлил он.
- Помолчите, – твёрдо прервала его вежливая Смерть, – У вас было время.
- Сколько? – взвизгнул тот.
- Столько, сколько нужно, – ни капли не раздражаясь, ответила Смерть.
- Где моё время? У меня его совсем не было! Где оно?! – свирепо заорал Он.
- Опомнитесь! – взволнованно произнесла Смерть, – Вы и так прожили семьдесят лет, куда же больше?
- Не верю! – воскликнул Человек, – Такого быть не может! – и начал монотонно бубнить одну и ту же фразу, – Верни мне моё время. Верни мне моё время. Верни мне моё время. Верни мне моё время. Верни…
А Смерть лишь недвижно стояла рядом и, не говоря ни слова, легонько покачивала головой из стороны в сторону.

Миниатюра вторая. Меланхоличная. О детстве.
Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеет значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…
Её детство закончилось очень быстро, будто и не было его вовсе, а был какой-то младенческий сон, подаривший только смутную и добрую надежду. Быть может, потому Она всегда любила детей, ибо не желала для них повторения собственной судьбы. И Дети тоже очень её любили, потому что всегда относились ко взрослым точно так же, как и взрослые к ним. Ну а она, как только представилась такая возможность, разбила чудесный сад под ясным непорочным небом, и позволила Детям целыми днями играть в этом саду, не думая ни о каких взрослых горестях и печалях.
И вот однажды Она встретила маленького мальчика, что надрывно плакал под самым высоким деревом в её прекрасном саду.
- Что случилось? – участливо спросила Она у него.
- Ты – хорошая! – на секунду улыбнулся мальчик и тут же опять заплакал.
- Если я – хорошая, то почему ты плачешь? – она мягко коснулась его головы.
- Потому что до этого я приходил только к плохим людям, – снова всхлип, – Мне страшно.
- Отчего же тебе страшно? Ведь я с тобой, – нежно сказала Она.
- Оттого-то и страшно! – зло блеснул глазами тот и, тут же смягчившись, вымолвил, – Можно мне остаться с тобой навсегда?
- Ну конечно! Ведь мой сад создан для всех Детей! – распростёрла она руки, будто желая обнять весь мир.
- А если я не ребёнок?
- Ты – Дитя, и не надо со мной спорить.
Итак, шли дни, и мальчик каждый день играл в Её прекрасном саду, а она играла с ним и другими такими же детьми, не обделяя никого вниманием и не забывая ни о ком. И царило вокруг всеобщее счастье, и душа каждого испытывала огромную радость, длящуюся вечно, не могущую прекратиться хоть на миг.
Но случилось так, что тот мальчик почему-то стал выглядеть грустным, всё грустнее и грустнее с каждым днём, но никто не мог объяснить причину его грусти, и всем она была неведома. И сад от этой грусти стал понемногу блекнуть, листья на деревьях желтели и опадали с тихим жалобным шорохом, цветы никли и вяли, пригибаясь всё ниже к пожухлой траве. Дети, раньше приходившие в сад, куда-то исчезли, и оттого, что вместе с ними исчезли и радость, и веселье, и песни, и шалости, и игры, сад окончательно захирел и превратился в страшное, гиблое место. И не осталось ничего и никого, только Она и тот самый маленький мальчик.
И вот, Она, наконец, решилась спросить у него, что же всё-таки случилось:
- В чём дело? Почему ты грустишь? Даже мой сад погиб из-за твоей грусти.
- Да, он погиб из-за грусти, но не из-за меня. Он грустит по тебе.
- Отчего же? Впрочем, неважно, – она наклонилась к нему и снова вопрошала, – Отчего ты грустишь?
- Повторю то, что сказал при первой нашей встрече: ты – хорошая.
- Я не могу быть хорошей – мой сад погиб, и все дети разбежались, – печально промолвила она, – Будь я хорошей, я бы не допустила такого.
- Ты – хорошая, – упрямо произнёс он.
- Будь я хорошей, радость здесь царила бы вечно, а она ушла…
- Ты – хорошая.
- Нет, я плохая, – отчаянно пробормотала она, заламывая руки, – раз не могу заставить тебя улыбнуться.
- Всё равно, Ты – хорошая, и я очень люблю тебя за это, – сказал мальчик, вымученно улыбнувшись, – Но мне уже пора уходить.
- Но куда же? – с тревогой и мольбою вопрошала Она.
- Туда, где, наверное, тебе не место, – он опустил голову, – Но… знаешь, ты пойдёшь со мной по собственной воле?
- Да, – сказала она, – Я пойду с тобой куда угодно, туда, куда ты захочешь.
- Правда? – он расплылся в улыбке, – Вот и хорошо, – и впервые он засмеялся радостным смехом, – Ну что же, идём!
- Идём! – с грустью вторила ему Она.

Миниатюра третья. Фантастическая. О падающих звёздах.
Удивленья достойны поступки Творца!
Переполнены горечью наши сердца:
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.
Она смотрела в окно. Просто смотрела в окно, где простиралось неоглядное ночное небо. Звёзд не было видно, но не потому, что их скрывали облака, это сами звёзды однажды погасли, и на земном небе воцарилась пустота. Но это случилось так давно, что никто уже не помнил, какими они были, эти звёзды, и были ли они похожи на те осколки камня и металла, что порою сыпались в атмосферу Земли.
- Падающая звезда! – воскликнула Она, – Как красиво.
По небосклону пронёсся ещё один метеорит и скрылся где-то за горизонтом. Ну а в том месте, куда он упал, теперь были только разрушения и смерть. Уже без малого четыре месяца велась метеоритная бомбардировка с орбиты Земли. Производили её миниатюрные пилотируемые корабли-бомбардировщики, принадлежащие неопознанным пришельцам. Метеориты обладали большой разрушительной силой, но малым радиусом действия. Большая их часть просто сваливалась в океан, а остальные, пусть и приносили приличный ущерб, но на относительно малой площади. Большего никто почему-то не знал.
Два светлых луча разрезали ночную темноту и унеслись куда-то вверх, прочь от земли, за пределы атмосферы. Их прозвали восходящими звёздами.
По-видимому, земные спецслужбы предполагали возможность нападения пришельцев и успели подготовиться. Через два дня после начала бомбардировок на них стали отвечать точечным уничтожением стрелявших кораблей при помощи похожего оружия. К сожалению, установить местоположения корабля до выстрела не представлялось возможным, а потому данная мера защиты никак не предотвращала непрекращающиеся бомбардировки с орбиты, и, следовательно, особой пользы не приносила. Зато погибло множество кораблей пришельцев.
Она любила падающие звёзды гораздо больше восходящих. Они были ей ближе, роднее, они стремились к её Земле, а не в какой-то пустынный тёмный космос. Они были ярче, прекрасней, полёт их был более завораживающим, неопределённым. Нисходящие звёзды были особою песнью саморазрушения, в чём и заключалась их главная прелесть. Да, они несли одни лишь бедствия роду людскому, но, с другой стороны, восходящие звёзды уничтожили много больше живых существ – если, конечно, считать пришельцев живыми существами. Но, по крайней мере, она считала их таковыми.
Ещё одна падающая звезда умчалась вниз, к земле, а, может, прямо в самый океан, чтоб освежиться после долгого пути.
Её плечи слегка вздрогнули. Звезда пролетела совсем близко, а вблизи они были очень страшны – вдруг упадут прямо тебе на голову – и нет ни головы, ни какой-либо жизни в радиусе пяти метров. Она очень боялась вот так вот умереть, но сейчас метеоритная смерть пришла не за ней, не по её душу, а, значит, можно было снова восхищаться мимолётной красотою нисходящих звёзд.
С небосклона спустилась ещё одна звезда и приземлилась где-то далеко за городом, полыхнув прежде этого ярким пламенем цвета раскалённой лавы.
Она вновь облегчённо вздохнула, прошептав:
- Как хорошо, это далеко.
Оранжевый сполох исчез, превратившись в голубоватое свечение в виде купола, которое стало быстро расширяться, расти, поглощая всё вокруг. Раздался щелчок, и вдруг заработало радио, откуда чей-то гнусавый голос возвещал:
- Внимание всем! Недавно пришельцами было применено новое оружие массового поражения с большим радиусом действия. Некоторые города уже стёрты им с лица Земли. Так что, просьба…
Но Она уже его не слушала, голубоватое свечение всё приближалось и приближалось с ужасающей скоростью, и уже подползло близко к её окну. Она бросилась на пол, прикрывая голову руками, прочь от окна, прочь от этого грызущего ужаса…
Но купол уже поглощал её, медленно, постепенно, обдавая нестерпимым жаром и страхом, животным страхом, почти что паникой, кошмарной и всеобъемлющей. А потом всё это кончилось. И не было боли, только мягкое обволакивающее тепло и резкий, острый страх.
И напоследок ей отчего-то подумалось:
- Так вот она какая, Смерть…

Миниатюра четвёртая. Трагическая. Об ожидании.
Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей – будь счастлив теперь!
Он ждал. Всю свою жизнь он ждал. Чего же он ждал? Смерти. Он ждал её с тайною надеждой, он звал её к себе каждую секунду, каждый миг своего существования, но она пока что не приходила. Не приходила… а, может, и не могла прийти.
Но, как бы то ни было, он всегда говорил:
- Жизнь – это путь к смерти. И ничего более.
Впрочем, здесь он лишь нудно и порой не к месту повторял чьи-то слова, тщательно заученные, и от частоты повторений уже превратившиеся в его девиз. Но так делали многие до него и, вероятно, так будут делать многие после него. Однако же, он никогда не отличался особой оригинальностью.
Жил он не хуже и не лучше других. Наверное, он принадлежал к тем людям, которые жили просто “как все”. Тем не менее, не стоит вменять ему это в вину, ведь он жил именно той жизнью, какой хотел, и, надо признать, она не была ни серой, ни безрадостной. Просто пустой. Потому что он её не любил. А может, потому, что он не любил смерть. Отчего же он её не любил? Оттого же, отчего и все мы не пылаем страстной любовью к тому, что воспринимаем как должное.
- Смерть принадлежит мне по праву, – порою говаривал он, – и я хочу, чтобы то, что мне принадлежит, поскорее ко мне вернулось.
Отчего же он тогда не прекращал свою жизнь искусственно, собственными руками? Кто знает. Быть может, боялся. Быть может, животный инстинкт был в нём очень силён. Быть может, религия его считала такую смерть греховной. Кто знает…
Одиночество всегда было его единственным спутником по жизни. Другие люди окружали его постоянно, но ни у одного из них не хватало смелости избрать тот же самый путь, что и он, путь таинственный, полный ловушек, путь, ведущий в никуда.
О, да, он всегда хотел исчезнуть, раствориться в неизвестности, и, как всякий умный человек, понимал, что такое возможно только в толпе, бесчисленной, как человеческие мысли. Глуп тот, кто бежит от толпы, пытаясь куда-то запропаститься, провалиться сквозь землю в странном, в общем-то, желании никогда не существовать. Такой человек, наверняка лишь хочет подчеркнуть свою исключительность, умереть непринятым и непознанным гением, ненадолго озарившим светом своего бытия бездумную глухую толпу.
Нет, он был не таков. Он всегда окружал себя людьми, при этом мастерски становясь не в центр внимания, а чуток с краю, так, чтобы ускользнуть незаметно, повалиться под ноги смотрящей на своего кумира толпы и быть затоптанным и забытым. И ему ни капельки не хотелось подчеркнуть своё величие в странном, в общем-то, желании умереть. В непонятном, в общем-то, желании умереть.
Но иногда его туманный взгляд прояснялся, скидывая с себя пелену цинизма, и по-детски наивные глаза обращались к небу в безгласной мольбе. И светилась в них какая-то неземная надежда, давно уже утерянная людским племенем. О чём же просили эти глаза? Как всегда, о смерти. Всего лишь о смерти, но на такую искреннюю мольбу не грех было бы и ответить.
И ответ пришёл. В одну ненастную ночь, когда небо было затянуто сизыми облаками, в его окно влетела Смерть и тростинкой стала перед его изумлённым взором.
- Неужто… Ты пришла?! – воскликнул он в восхищении.
Её на удивление мелодичный голос отвечал ему:
- Да, я пришла. Но не за тобой, а к тебе. Знай – тебе уготовано вовсе не то, чем ты живёшь сейчас, ты – человек великих свершений. И я хочу предупредить тебя – не трать зря время, не зови меня, я приду, когда нужно. Прощай!
- Нет, я хочу сейчас, – закричал тот и, бросившись к ней, (о, дерзость!) грубо схватил Её за руку, пытаясь удержать.
Та мгновенно вырвалась и, потирая запястье, произнесла:
- Ну, что же, теперь мучайся вечно, – и ушла, оставив после себя лёгкую дымку предрассветной зари. И горько плакал он – тот, кто посмел Её обидеть.
И с тех не знают покоя и счастья глупцы, что осмелились призывать к себе Смерть. И есть среди них один, с навеки затуманившимся взором. До сих пор, до сих пор он также рьяно, всё с той же наглостью зовёт Её к себе. Но ничего другого ему и не остаётся.
- Прости меня… и приходи скорее.

Миниатюра пятая. Ироничная. О книгах.
От веры к бунту – лёгкий миг один.
От правды к Тайне – лёгкий миг один.
Испей полнее молодость и радость.
Дыханье жизни – лёгкий миг один.
Книги сопровождали Её с самого раннего детства – родители часто читали ей сказки по вечерам. Но настоящее волшебство началось чуть позже, как только Она научилась читать. Именно тогда в покои к ней ворвались нежданные, невиданные, но притягательные и интереснейшие Гости - герои книг. Всеми радостями своей небольшой жизни она стремилась поделиться только с ними, а они… Они приглашали её в потрясающие, незабываемые путешествия по мирам, в которых обитали, и Она никогда им не отказывала, наоборот, она очень и очень любила эти свои маленькие приключения. Первыми к ней обыкновенно приходили малые, хрупкие друзья из мира сказок, что были прочитаны ещё в стародавние времена. Но все они пестрели однообразием, а посему быстро наскучивали, и тогда она с небрежностью отшвыривала их в сторону, сразу же выпуская на свободу других, много более замечательных и любимых ею друзей. Особенно Она приблизила к себе одного – Рыцаря – так его прозвали. Этот Рыцарь был молчалив и задумчив, временами даже угрюм, но он всегда умел найти нужные слова, мог развеселить её в трудную минуту. А приключения рядом с ним были самыми яркими, самыми запоминающимися и самыми приятными эпизодами в её жизни.
И вот, как-то раз пришла ей в голову идея устроить пышный бал. А то, что в маленькой комнатке хорошего бала не устроишь, волновало её меньше всего на свете. В тот вечер она созвала много-много гостей, извлекая их на свет божий из всех книг, коими были завалены многочисленные книжные полки. Оркестр, предусмотрительно вытащенный ею из какой-то энциклопедии, заиграл вальс. Рыцарь, стоявший неподалёку, немедля элегантно пригласил её на танец, и она живо приняла приглашение, мигом натянув на себя бальное платье, выуженное из учебника по истории. Пары кружились в вальсе, нисколько не смущаясь размерами комнаты, ибо воображение имеет свойство неограниченно расширять любое пространство. Она весело болтала о чём-то с Рыцарем, как вдруг краем глаза заметила кого-то, кого вовсе не приглашала на бал. То была диковатого вида старуха в чёрном плаще, держащая в руке длинную и по виду тяжёлую косу.
Она жестом приказала гостям исчезнуть, и все исчезли в мгновение ока. Старуха же продолжала стоять на месте. Она помахала рукой перед своими глазами, и, заметив на левой своей руке изящный браслетик, немедленно сорвала с себя бальное платье, которое без промедления уплыло в свой платяной шкаф, именуемый учебником.
Затем Она вперила взгляд в незваную гостью и бесцеремонно спросила:
- А ты кто?
- Как – кто?! – слегка опешила та от подобной наглости, – Мне казалось, что уж ты-то должна была понять. Я – Смерть!
- Нехорошо врать, – назидательно проговорила Она, – Ты, наверное, одна из Них, просто упрямая и не хочешь убираться обратно в свою книжку.
- Из них? Из каких ещё “них”? При чём тут книжка? Не пойму, – Смерть чуть не забилась в истерике.
- Ты ведь герой книги. Или я не права?
- Герой книги?! – скривилась Смерть, – О, господи, так меня ещё никогда не оскорбляли! – и тихонько всхлипнула.
- Ты что, действительно настоящая смерть? – забеспокоилась Она, – Разве такое возможно?
А Смерть уже не прикрывалась солидностью своего положения и, не стесняясь плакала навзрыд. Она стояла рядом и, как могла, старалась её утешить:
- Полноте, полноте, я вам верю, только не надо плакать, – лицо её посерьёзнело, – Я ещё никогда раньше не сталкивалась с реальной смертью. Вы, стало быть, пришли за мной? – и затем Она смерила Смерть оценивающим взглядом, – Только мне не очень хочется с вами уходить. Понимаете ли, есть ещё много всего, что я хочу прочитать.
- В этом ничем помочь тебе не могу, – прекратив лить слезы, сказала Смерть, – Но, знаешь, девочка, уйдя со мной, ты побываешь в таких интересных приключениях, перед которыми всё, что тебе пришлось пережить доселе, померкнет и забудется.
- Что же, тогда я с радостью пойду с тобой, – перед её глазами проплыл мимолётный образ Рыцаря, и Она медленно взяла со стола его родную книжку, нежно прижала её к груди и поставила на полку. Затем выпрямилась и, гордо подняв голову, громко произнесла, – Приключения только начинаются

Миниатюра шестая. Абстрактная. О сновидении.
Ты задался вопросом: что есть Человек?
Образ Божий. Но логикой Бог пренебрег.
Он его извлекает на миг из пучины –
И обратно в пучину швыряет навек.
Оно не запомнило как, где и когда уснуло. Не запомнило, чем являлось ранее. Сомнения неуловимо подкатывались со всех сторон, но в одном сомневаться не приходилось – всё, происходящее сейчас вокруг, было изумительным и красочным сновидением.
В этом замечательном мире какие-то причудливые архитектурные сооружения росли прямо из-под земли, словно грибы, и устремлялись ввысь, пытаясь попрать собою небеса, но так и не могущие их достигнуть, в бессилье остановившись в каких-то считанных миллиметрах от цели. В воздухе здесь владычествовали диковинные птицы с тремя крылами и четырьмя хвостами, изменяющие свой цвет с поразительной быстротой – от рдяно-карминного до ало-кумачового, от ало-кумачового до багряно-фуксинового, а дальше уж и совсем начинало рябить в глазах от яркости и непостоянства красок, что приходилось даже зажмуриваться либо отводить взгляд от сих птиц, мирно склёвывающих в воздухе каких-то мельчайших насекомых. Тут же, возле остроконечных башен с резкими неправильной формы выступами, будто мотыльки возле светильника, роились какие-то совсем уж ненаименованные звери, походившие скорее не на живых существ, а на воздушных змеев, к коим какой-то умник прикрепил маленькие зеркальца, которые теперь на высоте искрились отражёнными вскользь лучами солнца и тихонько позвякивали, стукаясь друг о друга при неожиданном ветерке. По земле здесь тоже бродили странные создания. Их двигательные приспособления более всего походили на когтистые щупальца, тела же их были покрыты густой шерстью, которая горела фиолетовым пламенем, не причиняя существам никакого вреда. В довершение ко всему, голова каждого из этих существ была будто бы небрежно высечена из зеленоватого мрамора, пять пар глаз неспокойно светились цветом лепестков отцветающей яблони, а выглядывающий изо рта длинный клык был закручен в виде спирали.
Оно не переставало осматриваться и дивиться чудным созданиям. Но пора было и честь знать. И вот, этот мир потихоньку растаял, уступая место другому, более строгому и серьёзному, подчинённому единению и гармонии форм. Но и здесь всё было ярким и радостным, цвело и благоухало, нежно и задумчиво пели здешние птицы, а зеленью было усыпано всё кругом, так, что невозможным казалось за нею отыскать горизонт. Оно застыло, поражённое сим великолепием, и тотчас из-за деревьев вышли обнажённые мужчина и женщина. Они были прекрасны, прекраснее любых античных статуй, прекраснее всего, что их окружало, и великолепие меркло, почтительно расступаясь перед настоящими хозяевами красоты. И тут Оно с изумлением обнаружило, что влечёт его к обоим этим совершенным людям одинаково сильно. И подумалось ему: “А я-то кто? Мужчина или женщина?”. Попытка это выяснить не увенчалась успехом (ведь не так-то легко найти у себя половые признаки, если являешь собой нечто до неприличия эфемерное). Тогда Оно вновь обратило взор к двум красивым людям и увидело, что те самозабвенно бранятся, с ненавистью глядя друг на друга. Когда же ссора достигла своей кульминации, они огляделись в поисках оружия и, не найдя ничего подходящего, внимательно посмотрели на свои руки. А затем принялись душить друг друга. Оно не стало дожидаться развязки и с лёгкостью бабочки ускользнуло в другой мирок. Ужасная картина предстала пред его глазами. Тысячи грешников и других тому подобных святых терпели здесь адские муки в громадных утыканных шипами клетках. Меж клеток с важным видом расхаживал верховный демон. Увидев Его, демон остановился и закричал: “Смотрите, смотрите, мученики, вот пришёл наш владелец – божество, что привело всех вас сюда!”. И взревела единым хором многоголосая толпа, обречённая на вечные муки.
Оно почувствовало себя неуютно и сейчас же сбежало в первый попавшийся из миров. Там, в просторной светлой комнате стояло огромное деревянное колесо с резными ручками по бокам. Возле колеса сидела красивая девушка с длинными тёмными волосами. Она взглянула на него и, нежно ему улыбнувшись, осторожно крутанула своё колесо. И мир вокруг завертелся тоже.
После увидело Оно перед собой зеркало, а в зеркале удивлённое своё Отражение.
- Ты кто? – шёпотом спросило Оно.
- Я – Смерть, – тем же шёпотом ответило Отражение, – А ты кто?
- Если ты – Смерть, значит, и я тоже.
И открылась тогда им истина. И весело рассмеялись они. Когда же смех стих, Оно сказало:
- Как здорово, что мы нашли друг друга – Смерть и Отражение Смерти.
Отражение, соглашаясь, кивнуло. А затем незаметно настало пробуждение…
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
* здесь и далее использованы рубаи Омара Хайяма.