"Обыкновенная история" + "Ангел за спиной&quo

[Whale]

Обыкновенная история.

1. Автор - Whale
2. Бета - нет
3. Фандом - нет
4. Жанр - драма.
5. Рейтинг - PG-13
6. Отмазка: все события и персонажи являются выдуманными, их жизнь и смерть - тоже.
7. Предупреждение: фемслэш, смерть.

[Whale]

***



Я сидела на крыше Ольхиного дома и болтала ногами в пустоте. Какой-то из героев Стругацких делал так же, помнится. Хотя нет, Горбовский все-таки сидел на краю обрыва, а не на крыше современной девятиэтажки. К тому же, Горбовский вряд ли хоть когда-нибудь чувствовал себя столь хреново, как я на данный момент.

Хреново мне было по нескольким причинам, и первая из них, конечно же, заключалась в том, что вино я уже допила, что весьма убедительно подтверждали осколки бутылок, блестевшие под моими ногами. И зачем я только выкинула бутылки? Кроме того, у меня почти кончились сигареты. Те три, что сиротливо лежали в пачке, которую я купила этим утром, в счет не шли.

В общем-то, дело было не в вине и даже не в сигаретах. Мне было чертовски плохо из-за Ленки. Настолько плохо, что я, будучи в здравом уме и трезвой памяти, поперлась с двумя бутылками винища на крышу, желая напиться в гордом одиночестве. Сигареты я тоже с собой взяла - с крепких сигарет можно улететь лучше, чем с алкоголя, а именно этого мне и хотелось. Улететь куда подальше от «суровой реальности».

Нет, я не собиралась бросаться с девятого этажа, выкрикнув перед полетом: «Ленка, я тебя люблю». Это было бы пошло, а меня приучили к мысли, что моя жизнь не может быть пошлой. Наша семья выше этого. Да, конечно, я знаю. У нас вообще странная семейка.

Итак, я сидела на крыше, болтала ногами в пустоте, курила и думала, где бы взять денег на вино. Позади был самый хреновый день в моей короткой жизни. Если бы рядом был Серж, он объяснил бы мне, в чем, собственно, дело, почему мне столь хреново и что мне вообще надо от Ленки. Сержа, однако, рядом не было и не особо предвиделось, а разбираться в своих чувствах самостоятельно мне не хотелось. Это требовало слишком много сил и слишком трезвого состояния. Ни того, ни другого в нужном количестве у меня не было. Поэтому я просто ударилась в воспоминания, раз уж не получилось мне найти истину в вине и забытья в сигаретах.



***



Началось все чертовски давно. Сейчас мне двадцать два, а тогда было всего лишь пятнадцать. Дерьмовый возраст, надо отметить. Я тогда уехала из своего родного и любимого N-ска в стольный град нашей многострадальной Родины, ибо моя мать получила контракт и наотрез отказалась оставить меня жить и учиться в N-ске. Иногда я ненавижу матриархат, свойственный нашему семейству.

Я как раз закончила девятый класс своей стандартной общеобразовательной школки, получила какой-то крутой аттестат, начала нормальную научную деятельность и вообще не слишком готова была уехать из любимого города. И, конечно же, меньше всего мне хотелось оставлять Ленку. Она вообще-то была моей лучшей подругой. Целых два года.

Все дело в этих двух годах. Ни с кем я не дружу больше. Это красная линия, за которую не смог выйти ни один из моих друзей. После двух лет дружбы со мной человек получает статус просто знакомого. Я не знала, да и сейчас не знаю, в чем тут дело, но факт остается таковым. Больше двух лет я ни с кем никогда не дружила. И терять Ленку после двух лет офигительных отношений мне не хотелось. Нет, под словами «офигительные отношения» подразумевается просто дружба и ничего больше.

В общем, я уехала в Москву, оставив Ленке свой е-мэйл и строго наказав ей писать мне. Много. С писем-то все и началось. Файлы Ворда, регулярно присылаемые мне в аттачах с разных адресов, содержали в себе поначалу лишь краткое описание жизнедеятельности нашего класса. После двух месяцев моего проживания в столице в файлах того самого Ворда появились не только стандартные «жду твоего ответа» и «скучаю, пиши быстрее».

Откуда-то там появились маленькие признания в маленькой любви. А я за эти два месяца поняла, что я не просто не хочу терять эту девушку. Она мне, черт побери, нужна была как воздух. Страшно зависеть от кого-то. Это, на самом деле, страшнее всего на свете - зависеть от человека, ведь именно человек - самое жестокое существо на Земле. В общем, в моих письмах тоже появились похожие фишки. Маленькие признания в маленькой любви. Эти письма до сих пор лежат у меня в архиве.

Впрочем, это было ненадолго. Ленке то ли наскучила эта игра, то ли наскучила эта переписка, но письма приходили все меньше и меньше. И все реже и реже. А во мне заговорила моя гордость. Я не умею общаться со стенками. Мне в самом деле сложно писать или говорить в пустоту. Мне нужно быть прочитанной и услышанной. Хотя бы одним человеком. Так и получилось, что моя влюбленность в Ленку показалась мне столь глупой. Наша переписка сократилась до минимума, и я не собиралась расширять ее.

Вместо этого я нашла себе двух парней: тхэквондиста и пловца. И по очереди бегала на «свидания» с ними. У тхэквондиста Серёжи я училась пофигизму, у пловца Антона - цинизму, а у своего тренера по баскетболу - минету. Тренер, кроме баскетбола и искусства орального секса, учил меня и цинизму, и пофигизму, при этом чертовски трогательно заботясь о моем здоровье, то есть запрещая пить и курить. Говорил он при этом, что я маленькая еще для пива и сигарет. Видимо, отсасывать ему я была не маленькая. Впрочем, я никогда не говорила ему это. Мне нужно было оторваться от мыслей о Ленке, а он как никто другой мог содействовать мне в этом благом начинании.



***



Так прошло восемь месяцев. Переписка с Ленкой заглохла окончательно и бесповоротно, зато общение с Мик, знакомой всё из того же N-ска, налаживалось. Летом, в июне, я вернулась обратно. И первой, кому я позвонила, была все-таки Мик.

К Ленке я зашла до этого звонка. Мне слишком сильно хотелось услышать и увидеть ее, чтобы довольствоваться телефонным звонком. Честно, я думала, что общение с моими московскими мужиками вытеснило все мои глупые чувства к Ленке. Напрасно я так думала. Стоило мне увидеть восторг в ее распахнутых глазах, почувствовать тяжесть ее тела на руках, когда она попросту прыгнула на меня, обнимая и целуя одновременно, как мужики были забыты. Ни цинизм, ни пофигизм не помог мне, не говоря уже о минете и баскетболе. Я стояла на ее лестничной площадке, держа ее на руках, и крепко прижимала к себе, боясь потерять ее не только в переписке.

Я до сих пор помню этот момент. И помню, как мои слезы бежали по ее распущенным волосам, когда я спрятала лицо в них, чтобы она не видела, как я плачу от счастья. Я была бессовестно счастлива, и плевать мне было на то, глупо я себя веду, или неправильно, или еще как-то. Я поцеловала ее в уголок губ, и она счастливо засмеялась и потребовала, чтобы мы немедленно пошли к ней, чтобы я все-все рассказала и чтобы я не смела выпускать ее из рук. Мне было просто хорошо, хотя я прекрасно понимала, что для нее я всего-навсего школьная подружка.

На следующий день Ленка уехала на два месяца, пообещав звонить мне. Свой номер она не оставила. И не позвонила, впрочем. На третий день тягостного ожидания ее звонка я не выдержала и позвонила Мик с просьбой встретиться. Общение с Мик продолжилось, благо у нее не оказалось бабушек, к которым она могла бы свалить на остаток лета. Да и слэш мы любили одинаково сильно. Заодно я затусовалась с Сержом, с которым познакомилась той зимой по Интернету.

Кончилось все, помнится, тем, что мы с Мик издевались над опусами малолеток, причем я изображала Сержа, а Мик, не подозревая о Серже, косила под его друга. Классно мы тогда отрывались. Самым веселым было, пожалуй, то, как негодующе Серж реагировал на наши с Мик инсинуации относительно его [слово под вопросом РКН 12/2022].

Я, кажется, на его негодование отвечала ехидством, и наше совместное времяпрепровождение превращалось в одну большую словесную баталию. И это было намного веселее всяких поцелуев-минетов-трахов.

Все-таки, мальчики-друзья - лучшее, что есть на свете.



***



В двадцатых числах августа Ленка вернулась, но увиделись мы только в сентябре. Приехав, она позвонила мне и сказала, что встретиться она не прочь. Но вот в данный момент не может этого сделать. Сказала, что перезвонит, и мы договоримся. Она не перезвонила. Я зашла к ней, но ее не было дома. Позже я ей позвонила. Она сказала, что страшно занята, встретиться не может, говорить по телефону не может, и вообще, говорила же, что перезвонит. Второй раз я не звонила.

Наверное, меня воспитали слишком гордой. Или послушной? Если меня послать, я пошлюсь. Это по жизни так. Прямо скажите мне, что вам неприятно мое общество, и вы никогда меня не услышите и не увидите, разве что в крайнем случае, если мне вдруг надо будет все-таки забрать у вас ту кассету, что я дала на посмотреть. Спросите у Мик, если не верите.

В общем, увиделись мы только первого сентября, на Торжественной Линейке Учащихся Муниципального Общеобразовательного Учреждения Средней Общеобразовательной Школы № 365. Все буквы большие. Ленка торжественно всучила мне какую-то ракушку и принялась рассказывать, как классно она туснулась в Сочи.

Я слушала ее и думала о том, что бабушка ее живет все-таки в Соузге, деревеньке на Алтае. И что в Сочи попасть из Соузги довольно сложно. А она все говорила и говорила... И как красиво в Сочи, и какое там теплое море, и как ее предки умеют алкоголить, и вообще... Я не выдержала тогда и все-таки спросила, каким макаром она оказалась в Сочи, если уезжала в Соузгу.

Оказалось, что на Алтае Ленка была совсем немного, после чего вернулась домой на неделю и только потом уехала на море. Почему же она не позвонила мне? Очень просто - она подумала, что меня нет в городе. Настолько уверенно подумала, что решила не проверять. Я ничего не ответила. В конце концов, это было ее право.

К тому же, меня и в самом деле могло не быть - я уезжала в Иркутск на пять дней где-то в конце июля. Спрашивать, в каких числах Ленка была в N-ске, я не стала. Наверняка, я это время была в Иркутске.

Сентябрь прошел быстро, октябрь - тоже, и тихо и незаметно со спины подкрался Хэллоуин. На тот Хэллоуин, помнится, я косплеила Снейпа. Сшила себе простенький черный балахончик, нашла слизеринский летний шарфик, не мыла голову несколько дней до праздника и...

И пригласила Ленку сделать мне боевую раскраску за пару часов до праздника. Снейпа из меня, конечно, не получилось, но, роясь в семейных побрякушках в поисках браслета для Ленки, изображавшей какого-то фэнтэзийного рыцаря, я нашла колечко. Чертовски занятное. Я не смогу, пожалуй, описать его должным образом, да и нет у меня особого желания этого делать. Скажу только, что оно мне понравилось, к тому же оно было мне в самый раз. Настолько, что я отнесла его к ювелиру и заказала реставрацию этого кольца и изготовление такого же, только поменьше. Пальцы у нас с Ленкой были все-таки разные - сказалось мое увлечение баскетболом.

В конце ноября я подарила ей новое кольцо. Ленка немедленно надела его на безымянный палец правой руки и торжественно провозгласила, что отныне и впредь это кольцо - обручальное. И я совершила самый глупый поступок в моей жизни. Я ей поверила. И теперь могу только благодарить мою дерьмовую мнительность, не позволившую мне показать Ленке второе кольцо, висевшее в течение нескольких последующих лет на цепочке на моей шее.



***



Впрочем, тот Хэллоуин ознаменовался не только этой примечательной находкой. Кроме того, именно тогда было принято решение свести Ленку и моего кузена. Кузен был, несомненно, личностью колоритной, да и остался ею, что уж говорить. Никогда я не могла назвать его красивым или хотя бы симпатичным. Эти слова не подходят ему.

Но он обладатель того дурацкого шарма, который покорил когда-то меня и который стал первой причиной Ленкиного упорного желания познакомиться с ним поближе. Макс, мой кузен, был чертовски завлекательным м... чудаком. И хотя лицо его явно было лишено любых признаков интеллекта, это впечатление было обманчиво, как, впрочем, и все впечатления о нем. Макс был чертовски умен и чертовски притягателен. Со второго взгляда. Быть может, не будь он моим кузеном, у нас что-нибудь и вышло. Хотя это вряд ли.

На тот момент, в этот Хэллоуин, я общалась с Максом довольно близко всего четыре неполных месяца, но он успел мне надоесть. Ему нужна была физическая близость, будь то просто поцелуи, или что-то менее целомудренное, но меня тормозил тот факт, что он все-таки мой родственник. В общем-то, наши отношения, чуть-чуть выходящие за рамки общепринятых «брат-сестра», и завязались только благодаря звучному слову «инцест», но меня не слишком тянуло сделать это слово реальностью.

Мне нужно было что-то куда более духовное. Об интеллектуальной близости я даже не заикалась - Макс, кроме этого треклятого шарма, обладал чертовски хорошим природным интеллектом, не говоря уже о приобретенных знаниях. Мне было слишком далеко до него, чтобы мы могли ловить кайф от простого общения друг с другом.

И хотя Макс долго и упорно заверял меня в своей любви, на просьбу Ленки познакомить ее с Максом поближе, я ответила согласием. Какая-то моя часть твердила мне несколько следующих месяцев, что именно этот поступок был самым глупым. Я же уверяла ее, что она ошибается. Говорят, что именно в таких спорах рождается истина и шизофрения, причем одновременно. Может быть.



***



В ноябре, после вручения «обручального» кольца, Макс и Ленка встретились у меня дома во второй раз. Ленка вела себя как шлюха из третьесортного борделя третьесортного фильма, Макс кидал на нее восторженно-похотливые взгляды, изредка протягивая к ней загребущие ручонки, а я нагло пользовалась согласием Ленки посидеть в моих загребущих ручонках. Мы все вели себя как подростки, напрочь потерявшие контроль над гормонами.

Возможно, если бы мы и в самом деле потеряли над собой контроль, инцест стал бы суровой реалией, равно как и маленькая групповушка на троих, благо дома не было никого, кто мог бы нас остановить.

Но все мы играли. Ленка играла роль многоопытной шлюхи, Макс - тупого самца, а я - страстно влюбленной [слово запрещено РКН 12/2022]. Хотя в тот момент Ленка была девственницей, Макс - весьма интеллектуальным молодым человеком, а я... Я не знаю, кем я была. Но уж точно не [слово запрещено РКН 12/2022] и уж точно не страстно. Странным, пожалуй, было то, что все мы были абсолютно трезвы.

Через неделю я прямым текстом послала Макса к Ленке. Не то чтобы он сильно хотел посылаться, но особо сопротивляться не стал. Уверена, в его любви немаловажную роль играло слово «инцест», и по мере его убеждения в моих намерениях оставить это слово всего лишь словом в моей жизни любовь медленно, но верно таяла. И слава кому-то власть имущему, что это было так. Еще через пару недель Ленка и Макс стали счастливой влюбленной парочкой, о чем меня радостно известили в первый же день их бытия вместе.



***



Я чертовски сильно напилась. Ночью, сидя в любимом своем кресле с бутылкой пива в руке и благословляя во весь голос Мерлина, догадавшегося послать моих родителей в командировку, я раз за разом вспоминала проклятый Хэллоуин.

Вспоминалась тень на стене от сплетенных пальцев, моих и Ленки, вспоминалось тепло ее бедра, которое чувствовалась даже сквозь плотную ткань ее штанов и моего балахона, и вспоминался ее взгляд, адресованный только мне. Мы были одни на всем третьем этаже нашей родной школы. Основная тусовка шла двумя этажами ниже, и в тот удаленный коридор мало кто заглядывал. Я и Ленка лежали на довольно широком подоконнике: она у окна, я с краю. Я обнимала ее за талию, и мне было просто тепло рядом с ней. Мне даже в голову не пришло тогда, что они с Максом могут стать парочкой. Где было мое проклятое чувство собственности в тот момент?

Помнится, эти воспоминания вызывали у меня лишь горький сухой смех. В очередной тост я выпила с компьютером за забытье. Через пять бутылок пива я легла спать. Было около пяти утра, как сейчас помню. А в полвосьмого мне нужно было вставать и идти в школу.

Кажется, именно тогда я в первый раз заснула на паре истории, напрочь забыв поздравить Ленку с ее семнадцатым днем рождения. Она, впрочем, не особо обиделась.

Она не заметила.



***



Шли дни. Один за другим, один за другим. Каждый день Ленка расписывала мне, как хорошо ей живется будучи подружкой Макса. Какие деньги он на нее тратит, какие подарки преподносит, ну, и все в таком духе. Странную реакцию вызывали у меня эти короткие свидетельства чужого счастья. Мне хотелось закрыть Ленке рот и прошипеть ей в ухо, чтобы она заткнулась. Заткнулась сейчас и впредь не смела при мне даже упоминать Макса. Для меня это было крайне ново, учитывая то, с каким равнодушием я относилась к чужим словам.

Я стала избегать ее. Мне было неприятно ее общество, ибо все наши разговоры в конечно итоге сводились к Максу. Я вспоминала то, с каким спокойствием я слушала ее рассказы о прежнем парне, и упорно отгоняла от себя мысль о том, что ревную я все-таки не к Ленке, а к Максу. Основным аргументом в споре с самой собой было то, что Макс может стать мужем Ленки, а прежний ее парень, очевидно, был не настолько ею любим. В общем-то, я оказалась права…

Я почти успешно избегала разговоров о Максе, и если мы с ней и говорили о чем-то, то, как правило, это были дела наши школьные. Иногда это были душещипательные беседы о том, что Мик я люблю больше, нежели Ленку. Меня это, как ни странно, вполне устраивало, потому что можно было предположить, что никакого Макса и в помине нет, тем более что Ленка по-прежнему носила подаренное мною кольцо. И по-прежнему называла его обручальным. Более того, в один прекрасный день Ленка трагичным голосом сообщила мне, что она устала от Макса и вообще, он ей надоел.

И предложила мне сыграть в одну игру с Максом. Игра называлась «Динамо третьей степени». Суть ее состояла в том, что Ленка бросает Макса Ольхе, точно так же, как я бросила Макса ей. Ну, а Ольха, в свою очередь, бросает Макса еще кому-нибудь, и так далее.

Я согласилась, и, что действительно неприятно, не чувствовала ни малейшего неудобства по этому поводу. Мы договорились, что через пару недель Ленка бросит Макса. В общем-то, на моего кузена мне было плевать. Главную роль играло то, что Ленка должна была стать моей и только моей.

На следующий день Макс приехал ко мне в гости на пообщаться. Мы говорили о погоде, о книгах и о тому подобной общепринятой чуши, когда я не выдержала, и прямым текстом спросила, что у него с Ленкой. Он ответил, что они поссорились, но он собирается извиняться, потому что не хочет пока с ней расставаться.

Помнится, тогда я в первый раз сказала Максу не играть с Ленкой. Так и сказала: «Не играй с ней. Не смей делать из нее игрушку. И если из-за тебя ей будет плохо, я что-нибудь сделаю, и тебе будет еще хуже. Ты меня понял? Она - моя. Не смей ее обижать».

Дешевые угрозы, основанные, пожалуй, на уверенности в том, что Ленка его скоро бросит.

------------------------------

продолжение следует

[Whale]

***



Приближался мой день рождения в компании с днем Конституции. Ни то, ни другое особой радости не вызывало. И особенно не вызывало радости то, что Макс предложил Ленке выйти за него замуж, и Ленка… нет, не согласилась. Она решила, что не может сыграть с таким человеком в «динамо». И в частности, не может бросить его в обмен на пустоту. То есть, ради кого-нибудь покруче, она бы бросила его не задумываясь, а так… Раз уж никого на горизонте не предвиделось, то можно было и с Максом потусоваться…

В общем, Макс и Ленка снова были вместе, изображая (а может быть испытывая) вселенское счастье и периодически ревнуя меня к Мик, а я кусала локти от досады и ревности. Так оно и было. Свой день рождения я не праздновала - именно с того года и пошла эта моя славная традиция непразднования дней рождений. Но Ленка пригласила меня на чай.

Я честно надеялась на то, что мы с ней будем вдвоем. Ну, против ее родителей я тоже ничего не имела. Однако моим надеждам не суждено было сбыться. Не было как раз родителей, зато их роль играл Макс. Мне торжественно всучили очередную мягкую игрушку, примерно пятидесятую по счету, и упросили остаться до вечера. В течение нескольких часов я имела честь наблюдать, как Макс и Ленка целуются и обнимаются, не слишком целомудренно, чтобы это не выходило за рамки приличий. Но порнографию они тоже не разводили - надо отдать им должное.

По дороге домой я купила бутылку пива - тогда деньги на вино у меня не водились - и, дойдя до дома, выпила с компьютером за свое шестнадцатилетие. Игрушка заняла свое место на моей прикроватной - точнее придиванной - тумбочке. Через полчаса позвонил Макс - извиниться за то, что они с Ленкой творили при мне. «Да иди ты», - ответила я и повесила трубку. В тот момент я, должно быть, ненавидела его. По меньшей мере, за всю свою жизнь я не испытывала никогда ни к кому такой жгучей неприязни, круто замешанной с желанием смерти этому человеку. Ни до, ни после того вечера.

На следующий день, где-то после полудня, раздался совершенно неожиданный звонок в дверь. Ленка пришла проведать, как я справляюсь с похмельем. Я не стала ей говорить, что никакого похмелья нет. Что меня смутило - так это килограммовый торт, который она притаранила с собой. Торт явно не вписывался в картину проверки моего похмелья. Впрочем, мое смущение тут же испарилось: Ленка прояснила ситуацию тремя словами. Вот такими тремя словами: «прости», «моего» и «Макса». «Прости моего Макса».

За взгляд, который она даровала мне, я готова была простить хоть самого всеблагого Господа Бога. Стоит ли говорить, что Макс стоял за дверью и ждал, когда его пригласят? Стоит ли говорить, что я тут же простила его? И стоит ли говорить, что после того, как они ушли, я снова напилась?



***



За неделю до начала каникул, Ленка одним прекрасным зимним утром бросилась мне на шею со слезами в ясных зеленых очах. По окончании моего допроса с пристрастием, перемежающегося иногда одалживанием Ленке моего носового платка и жилетки, выяснилось, что она снова поссорилась с Максом. Три дня Ленка рыдала мне в жилетку, а на четвертый ко мне приехал Макс. На пообщаться.

Я спросила его, что произошло, и он ответил, что он бросил Ленку. Что она ему не нужна. Я не знаю, что меня заставило сказать ему это. То ли непросохшая жилетка, то ли неотстиравшийся платок. Я попросила его не бросать ее. Я повела себя как последняя идиотка. Мало того, что я пыталась вмешаться в чужую личную жизнь - да кто я такая, указывать кому-то бросать или не бросать свою пассию - я еще и потопталась по своим интересам. В общем, я и в самом деле попросила Макса не бросать ее.

Но на этом дело не закончилось. После моей просьбы, Макс и в самом деле позвонил Ленке с извинениями. И что? Она их не приняла. На следующий день в школе мне было торжественно объявлено, что она его бросает. И стоило мне обрадоваться этому заявлению, как Макс пришел к нам в школу, принес Ленке букет цветов, плюшевого медведя и попросил у нее прощения, встав перед ней на колени в сугроб. Вы бы устояли? Я - нет. Ленка, конечно же, тоже…

Имела ли я право злиться на него? Я ведь сама просила его не бросать Ленку. Я и не злилась. Я вызвонила Сержа и напросилась к нему в гости. И в самом деле отправилась к нему - не имея ни малейшего понятия о месте его обитания. Все обошлось, конечно, малыми потерями (час на тридцатиградусном морозе - далеко не самое худшее, что мне довелось испытать) но тогда я все-таки зареклась ездить в незнакомые места.

Я сидела в его объятиях, пила горячий шоколад и грела ноги под теплым пледом, выслушивая его неторопливые объяснения. Он рассказал мне, почему и зачем я ищу расположения Ленки, подсказал несколько способов борьбы с моей тягой к ней, объяснил, как мне перестать ненавидеть Макса. И еще - научил меня изображать искреннюю улыбку. Это стало, пожалуй, самым нужным навыком в моей жизни.

С ним было чертовски уютно. Не будь я тогда уверена, что только страстная любовь считается достойной существования, мы бы могли быть вместе, тем более что Серж через полгода после нашего знакомства предлагал мне стать парнем и девушкой. Увы, я тогда отказалась, привлеченная громким словом «инцест». Впрочем, он сказал мне, что для меня он всегда свободен. Но я твердо решила для себя не пользоваться его предложением. Мне казалось, что для него быть моим другом куда лучше, нежели быть для меня заменой Ленки. Я лишь надеялась, что он это понимал.



***



Ленка с Максом снова были счастливы, я же оставалась пока без пары. На вопросы Ленки, почему бы мне не найти себе парня, я отшучивалась или же отвечала, что я никому не нужна. Все обходилось обоюдным хихиканьем до того дня, когда я в ответ заявила, что я, мол, целоваться не умею.

«Да ладно», - сказала Ленка. «Это несложно. Я научу тебя страстно целоваться». Ясно, что против я не была. Ни в коей мере. Макс, по ее словам, не возражал бы против шведской семьи. До кучи, Ленка прибавила, что целуется она как парень, поэтому неприятно мне не будет.

Я в полной мере оценила, насколько хорошо целовались мои московские мужики. Не успела я понять, что означала последняя фраза Ленки, как на меня набросилось что-то явно голодное. Мне показалось, что ее язык обследовал мои гланды, после чего меня укусили за нижнюю губу, совсем недавно ободранную мною до крови. «И как?» - эта фраза была самой самодовольной из всего, что я слышала за всю свою жизнь. Что мне было ответить? Я лишь попросила ее повторить, но помедленнее.

Знаете, что мне ответили? «Это будет не страстно». Именно в тот момент я поняла, что мне не нужна никакая страсть. В общем-то, я подозревала это уже давно, но именно этот момент стал решающим. Не нужна мне никакая страсть. Дайте мне спокойное существование.

Я поуворачивалась от Ленки несколько минут, а потом позволила ей плюхнуться на меня и поцеловать еще раз. Как оказалось, главной хитростью в поцелуе с ней было чуть отдаляться и удерживать ее внимание на своем языке, дабы она не перешла к исследованию гланд и глотки. Третий поцелуй был еще лучше, потом я снова увернулась, поблагодарила Ленку за урок и вымелась из ее квартиры к себе домой.

На следующий день, глядя на меня широкими напуганными глазами, Ленка сообщила мне, что Макс устроил ей сцену ревности. Чуть не придушил ее, ну и все такое прочее, напугал ее, естественно, до полусмерти. Вспомнив те сцены, которые устраивала Максу Ленка в самом начале их знакомства, стоило ему просто зайти ко мне, я решила ничему не удивляться, и в частности тому, что Макс тоже ревнует.

Впрочем, не суждено было мне исполнить свое решение: Ленка огорошила меня фразой о том, что она его бросает.



***



Всё было прекрасно целых два дня. На третий день Макс зашел ко мне и рассказал, что Ленка его выгнала, и он выкинул букет роз, который купил ей. И попросил меня передать эту историю Ленке. Я позвонила ей и рассказала, как пришел ко мне Макс, продрогший на сорокаградусном морозе - на дворе был все-таки январь - с отмороженными пальцами и горестной историей о пропавшем зазря букете роз.

На четвертый день она его простила.

На пятый день он ее простил.

На шестой день они переспали.

Макс позвонил мне от нее и грустно-грустно сказал, что Ленка пошла мыться, а он сидит со вставшим членом и ждет ее, смотря на кровь на простынях. Я сказала ему, что я ничего не могу сделать. Когда он повесил трубку, я оделась и пошла за пивом.

Ночевала в ту ночь Ленка у меня. Макс тоже. Слава моей маме, она не разрешила нам троим спать вместе, и Максу на ночь пришлось удалиться в соседнюю комнату. Мы же с Ленкой спали на моем диване, в обнимку, и я чувствовала, как часто бьется ее сердце под моей рукой. Она теперь не была моей.

В ту ночь я решила, что спокойное существование с Сержом лучше страстной любви с кем бы то ни было.



***



Через неделю Серж умер.



***



Это было больно. Это было чертовски больно и несправедливо.

Я перестала учиться.

Я перестала разговаривать.

Я перестала думать о делах любовных.

Единственное, на что я была способна, - это не устраивать истерики прямо на уроках. К сожалению, я не смогла сказать Ленке, что стало для меня таким ударом. После двух недель моего молчания, я получила от нее записку. Не записку даже, а конвертик, в который было вложено «обручальное» кольцо. На конвертике было нацарапано короткое «Прости». Несколько минут я тупо смотрела на конвертик, кольцо и слово «Прости», пытаясь соотнести все это между собой. На перемене я подошла было к Ленке - спросить, что это все значит. Но она меня не заметила. Точнее - сделала вид, что не заметила.

Я постаралась не терять терпения. В кабинете истории я положила злосчастное кольцо ей на парту, смутно подозревая, что она подойдет ко мне, чтобы вернуть его. Просто выкинуть это кольцо было не в ее стиле.

Мои ожидания оправдались: Ленка действительно подошла ко мне. Я спросила ее, в чем дело, она молча положила кольцо на мой дневник, бросив мне «Не хочу вмешиваться в твою личную жизнь». Я не поняла ее. Я переспросила, кажется, что она имеет в виду. Она что-то ответила, и не успела я опомниться, как сорвалась. Кольцо полетело куда-то в сторону, а я уже орала на Ленку.

Причин для этого срыва было много, и одна из них воплотилась в моей фразе «Он умер, и меня сейчас не ебет эта шалава». Кабинету истории повезло оказаться тем кабинетом, где я устроила свою первую истерику. Последней моей фразой была «Иди ты на ***, и вы туда же», сказанная мною Ленке и историку, попытавшемуся меня утихомирить.

После этого историк меня все-таки утихомирил и отвел к классному руководителю.

Там я устроила вторую истерику.

После того, как пара истории закончилась, ко мне пришла Ленка и извинилась. Она сказал, что она просто не знала, что мне надо было сказать ей, что она просит прощения, что… Ее слезы, текущие по моей шее, убедили меня лучше всяких слов, что я ошибалась.

Легче от этого не стало. Разговаривать с Ленкой я тоже не стала.



***



Через неделю, на уроке истории, читая классу свой доклад о югославском конфликте, я услышала, как скрипнула дверь. Я повернулась - посмотреть, кто там пришел, но там никого не было. Я продолжила чтение, но внимание все равно ускользало от текста. За дверью кто-то стоял, я готова была поклясться в этом. Читая на автомате, я забыла о самоконтроле и сделала неправильное ударение в слове «договор». Моя любимая ошибка.

Ленка не замедлила поправить меня, я кивнула в ответ, прочитала еще пару предложений… И тут в кабинет заглянул Серж. Повертел головой, будто искал меня, взглянул мне в глаза, улыбнулся и скрылся за дверью.

Я понимала, что этого не может быть. Тем не менее, я дошла до двери, распахнула ее и выглянула в коридор. Тут же кто-то скрылся за поворотом, и я, недолго думая, отправилась за ним. Кем-то оказался знакомый мне восьмиклассник, спешащий на урок.

Это было больно. И горько.

Я не стала возвращаться на урок. Я забилась в темный угол этого коридора и заплакала.

Через двадцать минут я, умытая и относительно спокойная, вернулась в кабинет, извинилась и продефилировала на свое место, сопровождаемая тридцатью с лишним взглядами.

На перемене историк, отогнав от меня всех любопытствующих, присел рядом и коснулся моего лба. Руки у него были теплые и шершавые - именно такие, какие должны быть у отца. В этот момент я решила, что мне нужна помощь психолога. Или же психиатра. Потому что я поняла, что мне просто нужен отец. Настоящий. Любящий отец, которого я была бы рада видеть не только из-за бесплатного доступа в Интернет или неплохих карманных денег.

Историку не повезло. Ибо он был выбран осуществлять роль «отца» до той поры, пока мне не окажут помощь в должной степени.

Мик не повезло еще больше. Она стала жилеткой, в которую мне нужно было выплакаться. И это окончательно разрушило то подобие дружбы, что между нами было.



***



Вскоре наступил День Святого Валентина. В школу я пошла на первую пару - стрельнуть у одноклассников десяток-другой сигарет. В перерыве между парой пошла и укурилась до полубессознательного состояния на родном школьном крылечке. После того, как урок закончился - история, кстати, как сейчас помню - я отправилась домой, по пути купив немного пива.

Честно говоря, я надеялась, сбежав с последних уроков, сбежать и от поздравлений с Валентиновым Днем, который я в гробу видала. У белых тапочках. Но, увы, я ошибалась. Поздравлять меня все-таки пришли. И не кто-нибудь, а Ленка. С Максом. Они сказали, что мне пора развеяться и устроили у меня дома тусовку.

Я пила чай на кухне, поедая припасенные сушки, а Ленка с Максом выясняли отношения в моей комнате в противоположном конце квартиры. За те два или три часа, которые они провели у меня, они успели несколько раз поссориться, помириться обратно, бросить друг друга, признаться в любви до гроба и, кажется, трахнуться. Хотя, может, и не успели они трахнуться - кто ж их знает. Но на всякий случай постельное белье я сменила. Береженого... ну, вы знаете...

Приближались вступительные экзамены в N-ский государственный университет, в который я и решила отправиться. Оставалось около шести недель, и я решила, что пора бы начать нормальную подготовку. И это решение я с радостью воплотила в жизнь, и так, что времени на Ленку с ее любовью всей жизни и на мои проблемы не осталось.

К тому же, с учебниками не надо было разговаривать. На львиной доле уроков я решала вступительные задачи по математике. Исключение составлял английский - на нем я все-таки учила язык, ибо в университете он мне должен был пригодиться, и я об этом знала. Все наше с Ленкой общение свелось к простому "привет-привет". Прощаться друг с другом мы не находили нужным.

Меня такое положение дел вполне устраивало. Мне не надо было ни с кем разговаривать, благо мои одноклассники, впечатленные сценами в кабинете истории и различными слухами, оставили меня в покое. Учителя от меня тоже ничего не требовали, считая, что понимают, как усердно мне надо готовиться к вступительным экзаменам. На самом деле, занимайся я в половину так усердно, как занималась, я бы поступила без особых проблем.

Положение вещей категорически не нравилось только историку, который все порывался спросить у меня какое-нибудь домашнее задание или задать каверзные вопрос по лекции. Но все его посягновения разбивались о мое смиренное "я не знаю ответа на этот вопрос", которое я произносила, не отрываясь от тетради, где записывала решение очередной задачи. В конце концов, и он оставил меня в покое, пригрозив бананом за полугодие.

Мне было без разницы.



***



Поступила я без напряга. Первый экзамен я написала за три часа из положенных пяти, второй - за сорок минут из четырех часов. Тест по русскому я сдала, не задумавшись ни над одним вопросом. Набрав проходные десять баллов и зачет на весенней открытой олимпиаде университета, я могла не сдавать вступительные экзамены летом. Я позвонила Мик с радостной новостью о том, что мы с ней будем обучаться на одном факультете. Мик шумно порадовалась, я порадовалась, что она порадовалась, и мы снова потерялись на пару-тройку месяцев.

Тогда я решила заняться учебой в школе. И тут же забыла об этом решении: на дворе стоял необычно теплый для нашего городка апрель, меня регулярно снабжали карманными деньгами, которых вполне хватало на пиво, а Ленка тусовалась с Максом, регулярно признаваясь мне в любви. Да, после экзаменов я снизошла до общения с ней, тем более что она первая подошла ко мне. То ли у меня было особенно благодушное настроение, то ли просто я поняла, как все-таки без Ленки хреново, я не знаю. В общем, наша троица снова была вместе. Я любила Ленку, Макс любил Ленку, а мы с Максом презрительно друг друга ненавидели. Веселое было времечко.

Оно было веселым до тех пор, пока Ленка не призналась мне в любви. Я к тому времени уже свыклась с мыслью, что мы с ней не более чем школьные подруги и что мне никогда не светит просто быть с ней вдвоем, что рядом всегда будет отираться какой-нибудь ее ухажер. Поэтому на ее душещипательную речь я отреагировала только недоуменно поднятой бровью.

Ура мне. Я не поверила ей и оказалась права. За признанием в любви последовали извинения. Ленка много и долго говорила, что она не может быть со мной, потому что Макс перспективнее, традиционнее, и вообще... Я слушала этот бред, жевала салатик и медленно понимала, что Ленке хочется поиграться со мной.

Поиграться я была не против.

----------------------
продолжение следует

[Whale]

продолжение последовало
--------

***

Через три дня по всей школе ходили слухи, что я считаю Ленку набитой дурой.

Еще через день эти слухи дошли до нее. В школе она со мной не просто ни разу не заговорила, она со мной даже не поздоровалась. Причем с таким подчеркнуто пренебрежительным видом, что я могла лишь давиться от хохота и пытаться не обращать внимания на неприятное ощущение в груди, напоминающее мне о том, что я ошибаюсь.

После школы она и Макс заявились ко мне домой. Макс обвинил меня в том, что я считаю его [слово запрещено РКН 12/2022] (правда, странно, что я так считала после того, как он сам признался в этом половине нашего района). Ленка же изволила гневаться на меня за то, что я не могу сказать ей всего, что думаю о ней, ей в лицо.

Я не забуду никогда то отвратительное ощущение неправоты, что я испытывала в тот момент. Я мило улыбнулась и сказала ей в лицо, что считаю ее дурой. Сказала, что дарую ей ту несчастную любовь ко мне, к которой она так стремится. Сказала, что разрешаю ей быть влюбленной в меня без малейшего намека на взаимность. И предложила чаю.

Странно, но от чая она отказалась и поспешила уйти. Через несколько минут я увидела, как она обнимается с Максом под моим окнами. Весь ее вид говорил, что ей все равно.

Я засмеялась и пошла пить чай. Я знала, что ей не все равно. Ленку еще никогда не бросали.



***



Медленно, но верно приближались майские праздники, а, следовательно, и неделя без школы и Ленки. Всю эту неделю я проторчала дома, в обнимку с компьютером, читая ту тонночку слэша, которую закачала на винт специально для майских праздников. В одиннадцатом классе это была самая лучшая неделя. О Ленке и Максе я ничего не слышала, кроме парочки упоминаний о том, что они вместе.

Я с удивлением обнаружила, что мне больно от того, что они вместе.

После Дня Победы ко мне заявился Макс и сказал, что Ленка его бросила. Я бы пожала плечами и сказала бы, что рада, если бы не одна маленькая деталь. Макс плакал.

Я мыла посуду, а он сидел у нас на кухне, спрятав лицо в ладонях и прерывисто дыша. Я не стала его успокаивать, на собственном опыте зная, что от этого только хуже. Я лишь сказала, что мне жаль. Макс кивнул в ответ и пошел умываться.

Вернувшись, он подошел ко мне и поцеловал. И отнюдь не «страстно». В этом поцелуе я нашла тот оттенок спокойствия, которого мне всегда не хватало. И мне ничего больше не надо было.

С Ленкой мы помирились на следующий день.

Через неделю Ленка помирилась с Максом. И он сказал ей, что я его соблазняла. Вообще, факт того, что я соблазняла кого-то, смешон сам по себе. Ленка, однако, поверила ему, а не мне. Наверное, она была права - всегда лучше верить тому, кто для тебя перспективнее...

Потом были контрольные недели, зачеты и выпускные экзамены. Мы с Ленкой не разговаривали.

Мне было плевать.



***



В конце июля, после экзамена по английскому, который оказался последним, я уехала в Италию - отдыхать, даже не узнав, получила я золотую медаль или нет.

В Италии я познакомилась с каким-то парнем, который показал мне все местные достопримечательности и забегаловки. Это было весело. Кроме того, он помог мне на две недели забыть то, что Сержа больше нет.

Вернувшись, я получила свою позолоченную деревянную медаль, подала необходимые документы в университет и уехала на Алтай. Ленке я звонить не стала.

Когда я вернулась с Алтая, она сама мне позвонила и договорилась о встрече. Мы пошли покупать кольцо Максу.

Я рассказала ей о том парне, и первое, что Ленка спросила, - это не спали ли мы с ним. Спали, как же без этого... После утвердительного ответа последовал уточняющий вопрос, занимались ли мы сексом с этим парнем. Я улыбнулась и сказала, что да. Сказала, что мы просто доставили друг другу обоюдное удовольствие.

Угадайте, что она сказала? Не угадали. Она сказала, что «в первый раз невозможно получить удовольствие». С эдакой многоопытной ухмылочкой и взглядом, будто бы уличающим во лжи.

Я не стала спрашивать, знает ли она, что такое оральный секс. Также я не стала напоминать ей, что я потеряла девственность куда раньше ее. Если ей нравилось чувствовать себя умудренной сексуальным опытом, я не могла ей помешать, как бы меня это ни раздражало.

И тем не менее, она была мне нужна. Без нее жизнь казалась совсем не такой яркой, как я ней.

Я ненавидела себя за эту привязанность.



***



Лето прошло незаметно, наступил первый курс. Мне сняли небольшую однокомнатную квартирку недалеко от университета. Адрес знали только моя бабушка, мама и Мик. Мама уехала в Германию - работать по контракту, а бабушку я попросила никому мой адрес не давать.

Наступили месяцы блаженного одиночества, иногда нарушаемые совместными посиделками с Мик. Мы учились на одном факультете, слушали похожую музыку и тащились по слэшу и яою - все это делало наше с ней общение как минимум интересным.

С Ленкой мы, хотя и учились в одном универе, на соседних факультетах, практически не виделись. Макс же, напротив, часто наведывался в гости к моему младшему брату. Я, если встречала его, не спрашивала, как у них дела, упорно делая вид, что мне плевать.

Но в один проклятый вечер в моей квартире зазвонил телефон. Это оказалась Ленка - бабушка все-таки дала ей номер. Ленка сказала, что она бросает Макса ради меня.

Я ей поверила.

Через два дня Ленка и Макс бурно помирились в моей прежней квартире. Спасибо тому, кто надоумил меня не давать им мой новый адрес.

Впрочем, Ленка позвонила мне через неделю и попросила меня одолжить ей ключи от моей квартиры, а то им с Максом встречаться негде. Я сказала ей, чтобы она шла на **й вместе с Максом, и повесила трубку. Легче не стало.

Тогда-то Мик познакомила меня с Маришкой.



***



Через два года я училась на третьем курсе и работала на науку нашей славной Родины. Маришка училась только на первом курсе, но на науку тоже уже работала. Мик перешла в другой университет и училась на экономиста, по совместительству работая в какой-то фирме.

Еще через год моего отца премировали квартирой, недалеко от студгородка, и он подарил ее мне. Я переехала в эту двушку. Через десять месяцев Маришка присоединилась ко мне, вняв моим просьбам. Мик ехидно посмеивалась над всеми нашими оправданиями, что так удобнее.

Ленка окончательно отошла на второй план в моей жизни. Она не знала ни моего телефона, ни тем более адреса. Иногда я, появляясь дома у мамы, заставала там Макса с Ленкой. Мы делали вид, что мы практически не знакомы, и только это позволяло мне не накинуться на Ленку и уволочь ее в кровать.

Меня это вполне устраивало, ибо моя странная привязанность к Ленке была все-таки хуже спокойной жизни с Маришкой.



***



На сим яркие воспоминания кончились. Я зажгла предпоследнюю сигарету и затянулась. Кто бы знал, отчего я притащилась сюда? Я знала, конечно, но не хотела признаваться себе в этом.

Дело было в том, что Ленка вышла замуж. За Макса. И мне было чертовски плохо от этого. Видимо, несмотря на то, что мы стали чужими друг другу, и то, что я жила с Маришкой, я все еще надеялась, что Ленка может стать моей. Глупо, но факт.

- А я тебя потеряла, - сказал кто-то за моей спиной. Я обернулась и расплылась в улыбке - за моей спиной стояла Маришка. Она присела за моей спиной и обняла за плечи. - Это из-за свадьбы? - тихо спросила она. Я кивнула в ответ, отодвигаясь подальше о края крыши и обнимая ее. - Не плачь, - сказала Маришка, и я обнаружила, что у меня по щекам бегут слезы. Я быстро вытерла их.

- Не буду, - мой голос звучал отвратительно хрипло от сигарет. Маришка улыбнулась мне.

- Дерьмово выглядишь. Пойдем домой, а?

- Пойдем, - согласилась я, поднимаясь на ноги. Меня немного качало, но все было в пределах нормы. Я выкинула последнюю сигарету и обняла Маришку. Она улыбнулась и чмокнула меня в губы.

- Как насчет душа и спать?

- Ответ утвердительный, - ответила я, подходя к двери на чердак. - Только в душ ты идешь со мной. - Она рассмеялась, и я забыла на время о Ленке, Максе и обо всем, что так или иначе связано с ними. В тот день я, наконец, сняла кольцо с цепочки на моей шее. Маришка, немного ревновавшая меня к воспоминаниям о Ленке, была счастлива.



***



В дверь позвонили, и я побежала открывать. Именинниц нужно поздравлять с порога - так смешнее всего. И я уже предвкушала то, как обрадуется Маришка.

За дверью оказалась Ленка. Хорошая, пригожая, с новеньким обручальным кольцом на пальце. Вся моя радость тут же исчезла.

- Привет, - радостно заявила Ленка. - Я вчера твой адрес узнала, решила тебя проведать.

- Ну, заходи, - пожала плечами я. - Только я занята немного.

- Я ненадолго, - махнула рукой Ленка. Через пять минут мы сидели и пили чай, в то время как Ленка оглядывала мою кухню. - Мило, - прервала она затянувшееся молчание. - Милая кухня. - Я промолчала. - Только вот это явно лишнее. - Ухоженный палец Ленки указывал на фотографию, где хохотали мы с Маришкой. - Что это за шалава?

- Она не шалава, - выдавила я, напоминая себе, что если я ударю Ленку, то могу ей что-нибудь сломать, и потом хлопот не оберешься.

- Да? - переспросила Ленка, поставила чашку на стол и плюхнулась мне на колени. - Макс тут подумывает о шведской семье, - промурлыкала она, прижимаясь ко мне. - Ты как? - В дверь снова позвонили, и я встала, скидывая Ленку с колен.

- Я против. - Я молила всех богов, чтобы за дверью оказалась какой-нибудь заблудший иеговист. Боги остались глухи к моим молитвам - там была Маришка.

- Она в жизни еще уродливее, чем на фотке, - выдала Ленка, стоявшая у меня за спиной. - И не думала, что это возможно.

- Уходи, - сказала я. - Уходи. - Маришка стояла на пороге, смотря на нас с Ленкой.

- Ты подумай над моим предложением, - улыбнулась мне Ленка и ушла.

- Ни хрена себе день рождения, - грустно сказала Маришка.



***



- Так ты решилась? - голос в трубке принадлежал Ленке.

- На что? - спросила я, разрывая пакет с пельменями.

- На шведскую семью, конечно. - Будь Ленка в пределах досягаемости, я бы точно ее ударила за один только ее тон. Телефон спас меня от судебного разбирательства. Отлично.

- Нет. Мне и без тебя хорошо. - Ленка рассмеялась.

- Дура. С той уродиной тебе не может быть хорошо. Я лучше, ты же знаешь. - Я посолила кипящую воду и бросила туда пельмени.

- Я знаю, кто лучше, Ленка. Поэтому я живу с ней. - Я почти видела, как сползает улыбка с ее лица. - Можешь любить меня, но на взаимность не надейся.

- То есть ты любишь ее больше меня? - Это был даже не вопрос, а констатация факта. Сухим, деловым тоном. Я засмеялась.

- Именно.



***



В большинстве фильмов герои перед смертью говорят что-то. Признаются в любви, говорят, кто их убил или кого они убили, каются в грехах, дают советы на будущее, и вообще треплются бесконечно долго.

В жизни все иначе. По меньшей мере, в моей. Вот попискивал монитор, показывающий кардиограмму, а вот он уже верещит не умолкая, отображая сплошную прямую линию.

Я заплатила две с половиной штуки, чтобы меня пропустили в реанимационное отделение к Маришке. Но я не знала, что именно в этот момент она умрет. Именно так оно и вышло.

Я требовала от сотрудников ДПС найти виновного. И они нашли. Так уж получилось, что свидетелей было много, и среди них был какой-то работник ГАИ, запомнивший номер машины, сбившей мою Маришку.

Машина принадлежала Максу. За рулем тогда сидела Ленка. И я не смогла уговорить себя, что это просто случайность.



***



Я переехала в другую квартиру, адрес которой не знает никто, кроме Мик. Она иногда наведывается ко мне. Она приносит мне слэш и анимэ, а я пою ее чаем и треплюсь с ней за жизнь.

Я все еще работаю в науке, и делаю большие успехи. В основном благодаря моей работоспособности, которой поражаются все мои сотрудники. Они не знают, ради чего я столь усердно работаю.

Каждый вечер я выпиваю с компьютером за забытье. Еще я регулярно вытираю пыль с той фотографии, где мы с Маришкой смеемся удачной шутке Ольхи, фотографирующей нас.

Ольха - второй и последний человек, с которым я разговариваю.

Я честно надеюсь на то, что время поможет мне забыть, но пока со временем становится лишь больнее.

Иногда я встречаю Макса. Он говорит, что он не знал, зачем Ленке машина. Мне плевать.

Я живу теперь только настоящим, ибо прошлое слишком болезненно, будущее - беспросветно.

--------------

Конец.

[avana]

Прочитала первую часть, буду читать дальше
Но тут так много.. что дай боже к завтрашнему дню придумаю какой-нибудь отзыв

[avana]

Знаете, а мне понравилось.
Красивая грустная история, в общем-то, говорить тут больше нечего.

[Вича]

Могу только присединиться к Аване.
удачи

[Whale]

avana, спасибо, что понравилось. ^^)
Flyer, и вам спасибо. Тоже за то, что понравилось.

[Stella-Z]

Кит - ты чудо! Потрясно пишешь!

[Whale]

Грем, а должно было? И собственно, что должно было?
Stella-Z, спасибо. ^__^ Я буду стараться.

[Смерть с косой]

Спустя месяц я наткнулась на этот рассказ. С реакцией у меня проблемы, глючу иногда. Но помня твои рассказы на старом форуме, Кит, я очень оживилась, увидев твой ник в виде автора. И помня твоих милых, я решила зайти и почитать. Но так как объем впечатляет ( я помню что ты никогда не делала рассказы маленькими) не знаю что и сказать. Думаю тут не воспрещено не посвященным читать, так что позвольте мне все скопировать и удалиться, с возращением.

[Кора Орват]

Недавно прочитал рассказы Whale. Рассказы хорошие, мне они понравились. Но я в своей жизни читал так много хороших рассказов, и...

Но вот когда я прочитал "Обыкновенную историю", я понял, что это ... Не знаю даже как правильно выразиться. В общем, это гениально. Он меня просто потряс.

После прочтения я полдня ходил как не в своей тарелке. На мой взгляд это лучшее творение Whale. Я просто восхищаюсь.

P.S. С нетерпением жду новых рассказов.

[Stella-Z]

А ты читал её фик? Кит одна из самых талантливых фик и не фик)райтеров!

Кшатати: Поздравляю Кит с прошедшим Днем Рождения!
Грустно, что никто не вспомнил об этом... Пусть мое поздравление хоть и припозднилось, но все же оно ЕСТЬ...

[Hollyk]

Меня убила самая первая строчка. "Я сидела на крыше Ольхиного дома и болтала ногами в пустоте. " Я чуть не разрыдалась. Ольха - меня так называл один очень старый друг и приятель. Не видились уже года 2. Все через ***.
Спасибо.

[Whale]

А я к вам вернулась, представляете.
Спасибо большое все, кто зашел.
Hollyk, только не плачь. Все плохо кругом, а плакать зачем? Лучше уж точно не будет. И - всегда пожалуйста. Я только рада видеть тебя рядом.
Стелла, спасибо большое за поздравления.
Кора Орват, за отзыв - отдельно большое такое и круглое спасибо. Вот.
-----------------------------
И... тирлям... очередная маленькая такая и добрая зарисовка, не имеющая особенного смысла и уж тем более не претендующая на поучения.

[Whale]

Ангел за спиной.

Ты боишься быть собой? - *быстро* Да. - *удивленно* Почему же? - Ну... Я странная. - *смеясь* Ой, ты как что придумаешь, так хоть стой, хоть падай. Странная, скажешь тоже. Ты личность прежде всего, поэтому и непохожа на других. - О... Да... Я знаю... - Ну вот видишь. Так ты боишься быть собой? (из беседы с школьным психологом)

Ребенок, радостно засмеявшись, бежит за мячиком, который кидает ему высокий мужчина в красной куртке и который этот самый ребенок не успевает поймать. На дворе чудесная золотая осень - уже прекрасная и еще теплая. Я представляю, как мячик превращается в лангольера - жуткую тварь, пожирающую пространство в прошлом, - и откусывает голову ребенку. Дитятко падает навзничь, и из уродливого обрубка, бывшего жалкие доли секунды назад изящной шейкой беззащитной маленькой девочки в голубенькой курточке, не падает ни капли крови: как и Крэгу в книге Кинга, пасть лангольера прижгла место укуса, да так, что кровь попросту не идет. Я заливисто смеюсь, глядя на испуганные лица родителей девочки и слыша чей-то высокий пронзительный крик, видимо, мамаши ребеночка. Лангольер бросается и на нее. Крик взмывает на недосягаемые высоты для человеческого голоса в те мгновения, когда лангольер пожирает ее лицо, и тут же обрывается. Я снова смеюсь, смотря на то, как мужчина падает на колени и ползет к тому, что когда-то было его любимой женой и красивым ребенком. Лангольера я убираю - куда интереснее наблюдать за тем, как мужчина сойдет с ума от боли.
Где-то за моей спиной слышно прерывистое дыхание и невнятное бормотание «Этого нет. Это не так. Это просто глюк». Я смеюсь. Быть может, в мире вечно хнычущей и вечно жалеющей себя девочки за моей спиной это и сон, но в моем мире - это суровая реальность. Я делаю в нем все, что захочу, только своим воображением. А воображение у меня, хотя и не слишком богатое, довольно доброе.

Знаешь, у меня глюки. - В смысле, глюки? Думаешь много? - Нет, в смысле галлюцинации. Я вижу то, чего нет. - Да ладно. - Я не вру. - Ну как хочешь. Видишь ты галлюцинации. И что? - Это же ненормально. - Да их все иногда видят. - Но не постоянно. И не такие. - Какие? - Страшные. - У всех они страшные. Ты такая же, как все. (из разговора в аське)

Я сижу на заднем сиденье в маршрутке. Сегодня у меня новое развлечение: я придумываю судьбы. Хорошее развлечение: ведь в моем мире все, что я придумываю, сбывается. Рядом со мной садится женщина, я гляжу ей в глаза и загадываю: она умрет от побоев мужа, с черным от синяком лицом, с чуть ли не размазанным по черепу носом, почти лысая от того, что муж вырвал ей все волосы, клок за клоком, и полностью беззубая. Опять же не от старости, а от мужа. Девочка за моей спиной видит то, что я загадал. Я уж постарался, чтобы она увидела. «Этого нет. Этого нет. Этого нет...» - Это ее мантра. Она повторяет это раз за разом, и в самом деле надеясь, что от этого то, что я придумал, исчезнет. Увы! Все, что я придумываю, вполне реально и осязаемо. Это непреложный закон мира, в котором я нахожусь сейчас.
Напротив меня садится еще одна женщина, везущая ребенка в школу. Ей лет сорок, не меньше, и я загадываю, что она умрет от рака кишечника, лет эдак в шестьдесят. А на ребенка загадываю, что он попадет под машину. Даже не под машину, а под что-то чертовски большое и тяжелое. КАМАЗ какой-нибудь. Его попросту размажет по трассе. А его мать будет это наблюдать, потому что это произойдет по пути в санаторий. Он пойдет через дорогу - отлить, и не посмотрит налево, где как раз из поворота на приличной скорости выедет машина. «Этого нет. Этого нет. Этого нет...» - Знаете, я начинаю любить эти звуки.

Вопрос в том, что именно я пытаюсь вспомнить. Ведь я мучаюсь, каждый день пытаясь ухватить за хвост или иную конечность то воспоминание, что не дает мне покоя. Впрочем, сложно сказать наверняка, что именно не дает мне покоя: само воспоминание, или же неустанные попытки поймать его. И я вовсе не уверена, что буду счастлива, весела и довольна, когда наконец вспомню то, что хочу вспомнить. (из дневника)

Два огромных черных крыла за моей спиной мерно поднимаются и опускаются, вознося меня в небесные чертоги. Да, я всего-навсего ангел. Нет, я не падший ангел, я не Люцифер, я не ангел смерти. Вовсе нет. Я просто служу на небесах. И иногда отвожу душу в своем мире, который Всеблагой Господь Бог создал специально для меня. Или я сам создал свой мир - кто ж теперь вспомнит. Впрочем, теперь, когда люди убили Бога, уже нет особой разницы, кто этот мирок создал. Важным и существенным остается лишь тот факт, что в нем беспредельно властвую я. Я не помню, когда я в последний раз выбирался из этого мира в величайшее творение ныне покойного Господа Бога и спасал кому-то жизнь. Быть может, это было совсем недавно. Может быть, это было давно. Говорю же, я не помню. Да и какая в общем-то разница?
Девочка за моей спиной смотрит в зеркало: я вижу ее отражение в своем зеркале. Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь. Она поспешно отворачивается. «Этого нет. Этого нет. Этого...» - Я и в самом деле люблю ее песню. Слова простые, но за душу берет, согласитесь... Неудивительно, что она отвернулась. Ведь улыбки ангелов вовсе не всепрощающи и добры, как люди думают уже несколько тысячелетий. Наши улыбки жестоки, и в глазах наших - тьма, ибо мы слуги Божьи. И даже тот факт, что Бог давным-давно мертв не меняет нас и уж конечно не отменяет нас. Скорее наоборот, зная, что именно люди виновны в смерти нашего Создателя, мы обращаем к людям, о которых должны заботиться, именно те улыбки, что страшнее всего.

[Stella-Z]

Ой,ой,ой! Я первая увидела сие... Пасиб, Кит! Кстати, напиши плиз, здесь ссылку на свой сайт...) А то я потеряла его(((

Не за что за поздравления... Стыдно было бы не поздравить тебя)