Согласно авторитетным ученым, glamour происходит от старого шотландского слова gramarye, означавшего магию, некромантию и прочие оккультные учения. В оборот оно попало в 30-е годы XIX века, приобретя к тому времени значение некоего несбыточного, но оттого не менее соблазнительного очарования.
Современный словарь Вебстера толкует гламур как «ускользающую, загадочно-волнующую и зачастую иллюзорную привлекательность, которая будоражит воображение и разжигает вкус к необычному, неожиданному, красочному или экзотическому...» Второе значение слова - «странно-соблазнительная атмосфера романтического волшебства, околдовывающего, непостижимого, неодолимо-магнетического очарования; личное очарование в сочетании с необыкновенной физической и сексуальной привлекательностью».
Эта иллюзорная привлекательность, культивируемая в глянцевых журналах и в рекламе, и заставляет нас с регулярностью, достойной лучшего применения, терять голову и с придыханием выкладывать свои кровные и, в сущности, немалые деньги за то, чтобы соответствовать моде, рождественскому настроению, тенденции сезона и т. п. Лучше всего ее суть схватили английские историки Райка Бакли и Эмми де ла Хэй, определившие гламур как искусственно сконструированный образ действительности, призванный стимулировать потребление. Иными словами, гламур - это заведомо приукрашенный образ, соблазняющий теми качествами, которые перечислял наш умудренный в приемах этого соблазнения редактор: красотой, артистичностью, богатством, умением жить... После чего мы идем в бутик и покупаем модную футболку по цене авиабилета в Париж.
Единственное, чем мы можем утешаться - это тем, что нам, жертвам моды 3-го миллениума, предшествовали как минимум пять поколений таких же, как мы, туристов в страну дураков, столь же бездарно расстававшихся со своими пятью золотыми. Подобно другим явлениям, которые мы называем современными, гламур зародился на рубеже XIX и XX веков - когда аристократия навсегда уступила контроль над культурой, политикой и обществом сословию буржуазии. На смену цивилизации, основанной на благородстве происхождения, пришла цивилизация, основанная на товарно-денежных отношениях: отныне роскошь и элегантность не передавались по наследству, а покупались - были бы деньги. А деньги, как свидетельствует название той эпохи - «прекрасная» - у буржуазии были, и немалые.
Швыряя купюры направо и налево, новые хозяева жизни принялись доказывать собственную состоятельность. Раньше не нуждавшаяся в публичности аристократия предпочитала развлекаться за закрытыми дверями дворцов и высокими заборами усадеб [вспомним хотя бы балы Ростовых], а город был темным, безлюдным местом, где изредка проносились сани и кареты знати. Теперь тщеславная буржуазия хотела красоваться друг перед другом на тротуарах.
Столицей этого нового движения буржуа был Париж. Собственно, там, на бульварах, и родилась современная культура вечерней городской жизни, когда «суббота есть суббота, и я чего-то жду, и как всегда по городу вечернему иду». Та самая сказка о блеске и роскоши, живущая ровно от открытия до закрытия кабаре, которую так ярко нарисовали кистью Анри де Тулуз-Лотрек и пером - Эмиль Золя.
Тогда же родился гламур - иллюзорная реальность, стимулирующая потребление. От шампанского по завышенным ценам и проституток с идиотскими именами вроде Фифи и Мими оказалось недалеко до иллюзий куда менее претенциозных. Именно рубежом XIX и ХХ веков датируется изобретение культуры гламурного магазина [известного нам под именем бутика]. Идея была гениально проста - обставить обычную галантерейную или продуктовую лавку, как райскую аркаду, куда ходят как в театр, а покупая, приобщаются к миру избранных. Чтобы увидеть, как это было, не обязательно ехать на Монмартр - достаточно зайти в открытый как раз в то время Елисеевский.
После этого тщеславному буржуа оставалось одно: завести печатный орган, на страницах которого он, в отличие от дураков-аристократов, предпочитавших тихо напиваться в закрытых клубах, мог бы блистать перед всем белым светом в компании знаменитых актеров, куртизанок и прочей сомнительной [с точки зрения дураков-аристократов] публики. Так в 1892 году в Нью-Йорке появился Vogue.
Но то была только присказка. Настоящая гламурная сказка началась с расцветом Голливуда. «По бульварам этого провинциального городка рыскают стаи молодых девушек с удивительно красивыми телами и удивительно злыми глазами», - писали о Голливуде попавшие туда в начале 30-х советские писатели Ильф и Петров.
Девушки не могли иначе: именно здесь, под жарким солнцем вечно молодой Калифорнии режиссеры, стилисты и фотографы впервые научились с легкостью превращать бойкую пэтэушницу со скромными внешними данными в настоящую королеву Шантеклера. Только здесь мексиканка с потешным именем Маргарита Канзино смогла стать богиней Америки Ритой Хэйворт, а банальная блондинка Норма Джин Бэйкер - соблазнившей самого президента Кеннеди Мэрилин Монро. Только здесь дочка мусорщика из Стокгольма, пробавлявшаяся на родине рекламой нижнего белья, превратилась в икону стиля Грету Гарбо, а воплощение мечтаний пропахшего пивом и капустой немецкого бюргерства - в икону секса Марлен Дитрих.
Фабрика звезд была фабрикой в полном смысле этого слова. В начале конвейера стоял агент с томами портфолио провинциалок с красивыми телами и злыми глазами. Отобранная им заготовка попадала в руки стилиста, который отшлифовывал ее, а потом надевал на нее меховое манто. Следующим был визажист, который подводил ей губы и брови; потом шел фотограф, который делал чувственные съемки для открыток и журналов. Наконец, наступала очередь режиссера, который снимал старлетку в красивом кино про красивую жизнь... И рождалась звезда, которой зритель рукоплескал не как вчерашней пэтэушнице, а как символу совсем другой жизни - такой светской и такой недостижимой. Тем самым фактически рукоплеща абсолютно искусственному, замещающему реальность продукту. А продукт тем временем, как и полагалось, эффективно стимулировал потребление. В том числе - и со стороны самой же рукотворной звезды, которая теперь всем строем личной жизни была вынуждена соответствовать созданному ей же на киноэкране образу.
Символично, что многие из заведующих цехами голливудской фабрики начинали осваивать гламурные технологии еще на залитых огнем газовых фонарей бульварах Европы и лишь потом, убегая от восставшего пролетариата, а затем от бесноватого Адольфа, перебрались в США. И уже там, в стране непуганых иммигрантов, разворачивались в полную силу. Австриец Эрнест Дихтер, отдекорировав несколько магазинов и смастерив бессчетное количество рекламных плакатов в Вене, перебрался в Калифорнию и стал главным художником по сцене и костюму студии «Парамаунт». А одессит Макс Фактор, который до русской революции служил рядовым гримером Мариинского театра, после нее перебрался в Штаты, где стал главным поставщиком косметики в Голливуд, а потом и во все супермаркеты планеты.
Дальнейшее было делом техники. Мир летел вперед по рельсам прогресса, все больше становясь похожим на комбинат бытовых услуг и все меньше - на божественное творение. Хороших и разных товаров становилось все больше, а вдохновения, нужного человеку, чтобы созидать - все меньше. В какой-то момент даже показалось, что еще чуть-чуть - и современный демон удобства и утилитарности удушит старинного гения красоты и изящества, и мир станет одинаковым, а люди - все как один удобно одетыми в джинсы и кроссовки.
Но, как пел Боярский, «так не должно быть» - и случилось то, что писатель Николас Кольридж [известный у нас по роману «Журнал»] в одной из своих книг назвал «модным заговором». Исчезнувшее, казалось бы, вдохновение было ловко сфабриковано с помощью красивых упаковок «гламура», став основанием многомиллиардного бизнеса по относительно честному отъему денег у населения.
Его смысл не изменился со времен Тулуз-Лотрека: создавать все более изощренными с технической точки зрения приемами [посмотрите съемку Ника Найта для нового календаря Pirelli] великую иллюзию, которая будет заставлять нас каждый сезон, ровно к выпуску новой коллекции обуви, одежды, часов, авто и т. д., покупать, переплачивая, эти новинки и при этом чувствовать себя абсолютно счастливыми.
Шотландцы были совершенно правы: что же это еще, если не магия?!
[ http://history.km.ru/kultur/glamur.htm ]
и еще пара ключевых слов
ПАФОС, а, м. (книжн.). Воодушевление, подъём, энтузиазм. Говорить с пафосом. П. творческого труда.
| прил. пафосный, ая, ое.
БОМОНД, бомонда, мн. нет, м. (фр. beau monde) (устар.). Избранное аристократическое общество.
это у меня относительно пафоса....
собирала информацию не я
